13.06.2006  Частный музей: бизнес и просвещение

   Россия переживает настоящий музейный бум. Не в том смысле, что все бросились в галерейные залы, а в том, что буквально каждый мечтает открыть свой собственный музей. В результате провинциальные города по количеству частных музеев стали уже догонять мировые столицы. А вот государство за последние пять лет не открыло ни одного.
   Павел Травкин, по мысли министерских сотрудников, обычный бизнесмен, примазавшийся к музейному делу. Между тем его Изба пользуется даже большей популярностью, чем сверкающий мрамором Музей пейзажа с парой довольно слабых полотен. На волне успеха Павел Травкин с соратниками готовится «запустить» еще и Музей первобытного рыболовства, в котором зримо покажет, как человек эпохи неолита добывал себе пропитание на Волге.
   В законе о Музейном Фонде, подписанном еще Борисом Ельциным, полно благих намерений, которые редко исполняются или вообще не работают. Так, например, каждый человек, обладающий какой-нибудь уникальной вещью или произведением искусства, может приписать их к Фонду. За это государство, согласно статье 24, «может оказывать ему поддержку»: отреставрировать предмет, обеспечить ему надлежащую охрану, предоставить налоговые льготы. Понятно, что ни к чему не обязывающее слово «может», как правило, оборачивается «не может».
   Поэтому каждый коллекционер вынужден заботиться о своих раритетах сам. И чтобы их содержание окупалось, приходится на них зарабатывать. Самый яркий пример в этом плане – частный Музей старинных автомобилей, открытый в Москве Дмитрием Ломаковым. После почти десятилетнего «пробивания» места – земельного участка – для своей коллекции, после сбора всех документов в министерстве, после мытарств со строительством ангара Ломаков полагается только на себя и зарабатывает на музей реставрацией старых машин или прокатом своих раритетных автомобилей, отдавая их под свадьбы и другие торжества.
   Главное, на чем сегодня ломаются светлые надежды, – на квадратных метрах, которые просят новые коллекционеры у чиновников. В этом случае все решается на региональном уровне. Нет ни одного четкого закона или постановления, как и кому выделять помещения под музей (пусть даже со льготной арендой).
   Меценаты уже не надеются открыть свою экспозицию и вынуждены идти двумя путями: превращать свое собрание в независимое предприятие или отдаваться на откуп государству. В Москве все «придворные» художники идут по накатанной дороге: Шилов, Глазунов, Церетели, Андрияка, Бурганов передают свои картины и скульптуры городу, который, в свою очередь, строит для них галереи и назначает их директорами.
   Частные музеи, возникающие и в столице, и в регионах, заполняют ту нишу, которую пока не в состоянии заполнить государство. За последние пять лет в министерстве культуры не могут (либо не хотят) вспомнить, когда в последний раз государство открывало новый музей. Самое большое, на что хватает денег госучреждений, – на хранение и поддержание экспозиций. Здесь уже не до творчества.
   Но именно творчеством – необычностью подходов, развлекательностью, интересными темами – поражают частные музеи. Так, в Угличе невероятной популярностью пользуется музей тюрьмы, созданный адвокатом Михаилом Лотковым, музей водки и музей ведьм. В Переславле – музей утюга. Уже легендарным стал музей мыши в городе Мышкине. Плохо это или хорошо, но в стране уже работают как минимум три частных музея Сталина. Один из них совсем недавно появился на Мамаевом Кургане в Волгограде.
   Чтобы оставаться на плаву, директорам «некоммерческих предприятий» приходится вертеться по законам шоу-бизнеса: они устраивают театрализованные экскурсии, завлекают туристов выпивкой и закуской, выбирают необычные маршруты и предметы.
   По заявлениям почти всех руководителей частных музеев, которые прозвучали и на форуме «Музеи России» на ВВЦ, сегодня складывается очень странная ситуация. Новоявленные музеи считают, что делают для страны важное культурное дело – сохраняют и пропагандируют еще не распроданное и малоизвестное наследие. А к ним относятся как к держателям торговых палаток. В министерстве отмахиваются от «музейных просителей», как от назойливых мух. Законы и чиновники оказались просто не готовы к такому живому творчеству масс.